Посмертное донорство органов: правда и вымысел | Музей Мировой Погребальной Культуры

ГЛАВНЫЙ ТРАНСПЛАНТОЛОГ РОССИИ О ПОСМЕРТНОМ ДОНОРСТВЕ.

Руководитель Научного центра трансплантологии и искусственных органов имени Шумакова, главный трансплантолог РФ Сергей Готье рассказал, стоит ли россиянам бояться, что их близких втихаря разберут на органы, где брать доноров для детей и в каком состоянии пребывает сегодня отечественная трансплантология.

«Презумпция согласия на изъятие органов не противоречит конституции и способствует развитию трансплантологии». Такой вердикт Конституционный суд РФ вынес при рассмотрении дела семьи Саблиных, которые обратились в суд после того, как без их согласия у погибшей в ДТП дочери изъяли органы для пересадки. После этого решения в соцсетях вновь начались разговоры о том, что презумпция согласия спровоцирует многочисленные злоупотребления.

– После решения КС по делу Саблиных вновь начались разговоры о том, что презумпция согласия развяжет руки «черным трансплантологам». Такое возможно?

Сергей Готье:
– Главная проблема — неосведомленность и предубеждение граждан относительно трансплантации. Да, в России принята презумпция согласия, когда для изъятия органов не нужно спрашивать согласия родственников. В немалой степени это вынужденная мера, поскольку население России в большинстве своем настроено против посмертного донорства. Стало популярным выражение «разобрать на органы», желтая пресса формирует у людей искаженное представление о трупном донорстве, якобы органы забирают у живых людей.

– Только у мертвых?

– Потому оно и называется трупным. Это сложнейшая медицинская и юридическая проблема. Для установления факта смерти мозга как основания для забора органов существует сложная процедура, в которой участвуют не только медики, но и представители правоохранительных органов.

– Смерть мозга однозначно означает смерть человека?
– Да. Физически смерть мозга означает смерть человека. Но благодаря сложной аппаратуре, дорогостоящим фармацевтическим препаратам и профессионализму реаниматологов работу других органов какое-то время можно поддерживать даже при умершем мозге. Это называется кондиционированием. За это время при функционирующей кровеносной системе можно забирать органы умершего с тем, чтобы они восстановились в организме реципиента. В каком-то подвале или в подпольной клинике такие операции невозможны по многим причинам. Для того чтобы сердце донора сохранило свои функции во время изъятия, консервации, транспортировки, пересадки и восстановления, нужны врачи высочайшей квалификации и высокотехнологичное оборудование. В какой-то условной «подворотне» ничего этого нет.

– Но презумпция согласия все же не снимает этических вопросов. Мы не знаем, какие планы были у покойного относительно его органов.

– Этические вопросы возникают из-за того, что у нас, к сожалению, нет регламентированного законом института прижизненного документального волеизъявления. Нет так называемых «карточек донора» или иных форм выражения дееспособным человеком готовности после смерти пожертвовать органы нуждающимся. Видите ли, это вопрос социальный, вопрос просвещения, работы с населением. Каждый при определенных неблагоприятных обстоятельствах может стать как донором, так и потенциальным реципиентом. И не надо об этом забывать. У покойных есть права, разумеется, но все же каждый из нас в сложной ситуации надеется на помощь медиков, в том числе трансплантологов.

4740e83b56e6a0c0f2c8ebe34db13704__750x416– Негативное отношение к забору органов у мертвых люди часто объясняют религиозными убеждениями.

– Есть религии, не допускающие трансплантации, но, в общем, большинство конфессий не возражают против нее. В Испании, где традиционно сильна католическая церковь, именно она убеждает людей, что, соглашаясь на посмертное донорство — при жизни или за умершего родственника — человек совершает благое дело. Нужна работа с населением, разъяснение, социальная реклама. Нужно доносить до граждан, что никто не убивает потенциальных доноров, что органы забирают после смерти мозга, и эта смерть юридически устанавливается посредством сложных процедур. В противном случае это тяжкое преступление. Введение «карточки донора», конечно, было бы большим шагом вперед, но люди, нуждающиеся в пересадке, умирают каждый день.

– Какие органы пользуются наибольшим спросом?

– Почки. Потребность в пересадке этого органа значительно превышает потребность в трансплантации сердца, легких или печени. Поэтому мы очень хотим, чтобы пересадка почки была доступна во всех регионах, даже в отдаленных. Сейчас людям приходится ехать в Москву, Санкт-Петербург, Новосибирск и несколько других городов. Это неудобно, это дорого. Из-за этого пациенты часто отказываются от пересадки и доживают жизнь на диализе или у них разваливаются семьи от долгих разлук. Это плохо, нужно, чтобы трансплантацию почки эти люди могли сделать ближе к дому.

– В вашем Центре какие органы пересаживают?

– От живых доноров мы пересаживаем почки и части печени, от трупных берем легкие, поджелудочную железу, печень, почки и, конечно, сердце. Центр Шумакова входит в первую тройку мировых учреждений по количеству пересадок сердца. В последние три года число таких операций превышает сотню в год.

– Сколько больных у вас умирает после пересадки сердца?

– Мы укладываемся в международные стандарты — восемь-девять процентов летальности во время пребывания в больнице. Но учтите: это стандарт установлен для пациентов, которые не требуют «искусственного сердца» (аппарат искусственного кровообращения ЭКМО), чтобы дожить до операции. А у нас очень много тяжелых пациентов, у которых собственное сердце уже не работает и надо, чтобы больной дотянул до пересадки. В прошлом году более 40 процентов ожидали трансплантации на «искусственном сердце». В мире для этой группы стандарт госпитальной летальности приближается к 18 процентам, а мы все же удерживаем восемь-девять. Считаю, что это большое достижение.

– В вашем Центре оперируют маленьких детей. Как это соотносится с тем, что забор детских органов у нас запрещен?

– До недавнего времени детская трансплантация в России, действительно, была возможна только от взрослого донора. Сейчас мы используем для детей от трех месяцев и старше часть печени или почку от взрослого донора (исключительно — кровного родственника). Иногда используем часть трупной печени или почку, опять же от взрослого донора. Недавно такие операции провели мальчику из Бурятии и двум московским мальчикам-сиротам, у которых не было кровных родственников. Им пересадили часть трупной печени. Но с 1 января этого года действует инструкция Минздрава, в которой предусмотрена возможность констатации смерти мозга у детей в возрасте от одного года. Она должна стать основой для появления у нас трансплантации органов от детей-доноров. Разумеется, все это возможно с согласия родителей. Тут однозначно действует презумпция их согласия.

– А как быть с сиротами?

– Вопреки муссируемым в СМИ утверждениям, что детей-сирот теперь начнут «разбирать на органы», такие дети не смогут быть донорами. Действие инструкции на них не распространяется.

01-05-2013-1-1– Однако в прессе и сейчас появляются страшилки о похищении детей «на органы». То ли будет после первых таких пересадок.

– Надеюсь, вы не верите в подобную ерунду? Трансплантология, как я уже говорил, — высокотехнологичная область медицины, и пересадки органов, тем более педиатрические, на коленке не производятся. Особенно глупо выглядят измышления о похищении детских органов для пересадки взрослым: детский организм слабее, больше подвержен инфекциям, и если уж мыслить в этих категориях, то логичнее похищать взрослых. Не читайте таких глупостей.

– Говорят, детское донорство — единственный шанс для тех малышей, которые нуждаются в новом сердце.

– Да, с сердцем все сложнее: его нельзя разделить, как печень, а по антропометрическим показателям (росту, весу, объему грудной клетки и пр.) даже маленькое сердце взрослого человека подходит только подросткам. Осенью 2015 года у нас двенадцатилетняя девочка весом около 20 килограмм получила сердце от совершеннолетнего донора. Выпал случай получить миниатюрное взрослое донорское сердце, и мы этой девочке помогли, она поправляется. Год назад такая операция была сделана 15-летнему ребенку. И, наконец, в особо тяжелых случаях мы работаем с зарубежными клиниками в странах, где допускается пересадка детского донорского сердца. В Индии, например. Уровень трансплантологии и хирургии там довольно высок и получены неплохие результаты. Их оценивала специально присланная комиссия Минздрава РФ. Но все же нужна законодательная работа, чтобы такие операции были возможны в России: иначе получается, что мы пользуемся высокой детской смертностью в других странах. Была ситуация, когда наша совершеннолетняя пациентка весьма хрупкого телосложения, с маленькой грудной клеткой, предпочла обратиться к общественности для сбора средств на пересадку ей детского сердца в Индии. Это, безусловно, ее право: больной волен сам решать, где и как проходить лечение. При этом наши специалисты дважды подбирали пациентке подходящее сердце взрослого донора, но оба раза она отказалась. Официально, расписку дала.

-Есть шансы у детей, страдающих муковисцидозом? Им ведь тоже нужны маленькие легкие.

– Пересадка легких — неплохо освоенная в мире, но сравнительно новая для России методика. Отечественные специалисты сейчас разрабатывают технологию сплит-трансплантации легкого ребенку от взрослого донора. Одно донорское легкое делят на части, чтобы сформировать два маленьких легких. Если все получится, это будет начало педиатрической программы пересадки легких и большой шаг вперед в помощи детям с муковисцидозом. Пока мы помогли нескольким взрослым и это произвело хорошее впечатление в медицинском сообществе. Лист ожидания пересадки легких в Центре Шумакова резко вырос.

– Пересадка легких больному муковисцидозом — это выход? Ведь это инфекционное заболевание, и новые легкие тоже будут поражены. Надолго их хватит?

– Люди с муковисцидозом в основном погибают от сложных пневмоний, вызванных специфической флорой, либо от цирроза печени. Пересадка легких, как и пересадка печени, однозначно улучшает качество жизни таких пациентов и продлевает ее. Надолго ли? Это зависит от тяжести заболевания. Еще пять лет назад диагноз «муковисцидоз» был противопоказанием для пересадки легких или печени, а сейчас получены хорошие результаты трансплантаций, и мы с такими пациентами работаем.

– У всех на памяти «дело трансплантологов», после которого посмертное донорство едва ли не прекратилось. В каком состоянии сегодня отечественная трансплантология?

– По мне так она вполне жива и развивается. Но проблема в том, что ее слишком мало «на душу населения». Потребность пока превышает фактическую возможность медучреждений в десять раз. То есть каждый день, повторюсь, умирают люди, не дожившие до трансплантации. Но в последние несколько лет мы много работаем и расширяем географию трансплантационных центров в России. Центр имени Шумакова выступает как образовательный. Мы делаем первые пересадки в клиниках, которые начинают трансплантационную программу. Учим коллег, тренируем, помогаем с первыми операциями.

@lenta.ru