Например, в эпоху романтизма революционера можно было узнать по соответствующему типу бороды. Станислав Василевский в своей монументальной работе «Жизнь в Польше в XIX веке» писал: «История столетия — это почти беспрерывная череда костюмных демонстраций. (…) Детали туалета, которые сегодня кажутся нам пустяковыми, могли быть (…) инструментом агитации или пропаганды».

Вновь стало актуальным написанное на 30 лет раньше (после поражения Ноябрьского восстания) стихотворение Константы Гашиньского «Черное платье», в которым содержатся следующие строки:

«…Когда Польша вступила в гроб,
У меня остался только один наряд:
Черное платье».

Новая мода охватила население! Если ты за свободу Польши – носи траур… А затем к этому прибавились и украшения в форме кандалов, цепей, распятий и висельниц.

Самые радикально настроенные поляки срывали с мужчин на улицах модные цилиндры – полагалось носить траурную скромную шляпу, могли нарочно испортить или испачкать цветную одежду, а порой из-за наряда развязывались настоящие драки. В моде были головные уборы, вызывавшие ассоциации с другими европейскими революционными движениями: например, мадьярские или гарибальдийские шляпы.

В какой-то момент в чёрное стали одеваться просто на всякий случай, а не из-за политических убеждений. Общественный деятель Станислав Рыбицкий назвал это «бзиком на костюмах»: «К тем, кто не носит траурный наряд и низкую шляпу, плохо относятся, и потому такой человек на каждом шагу рискует нарваться на неприятности со стороны уличных зевак», — писал он.

***

«Поскольку во всех варшавских журналах мы видим одни лишь черные предметы гардероба, мы считаем своей обязанностью рассказать о них нашим читательницам», — писал в 1861 году «Журнал мод и новинок в области домашнего хозяйства».

Траурные наряды того времени ассоциируются прежде всего с женской одеждой. Некоторые женщины надевали черное даже на собственную свадьбу. Пышные платья с кринолином имели и практическую функцию: в них легко можно было спрятать листовки или оружие. «Женщина в Польше — вечная, неугомонная, неизлечимая повстанка», — писал Н.В. Берг.

Черные наряды дополняла траурная бижутерия. В число самых популярных украшений входили браслеты, напоминающие наручники, пряжки в виде двух сплетенных в рукопожатии рук (символ объединения Польши и Литвы); якоря (символ надежды), выгравированные портреты Тадеуша Костюшко, орлы в терновом венце, переплетенные косы, а иногда даже черепа.

Были и зашифрованные сокращения, например, надпись «R.O.M.O.» — «Разжигай Огонь Любви к Родине» («Rozniecaj Ogień Miłości Ojczyzny»). Эти украшения создавались обычно из недорогих материалов: дерева, алюминия, меди, низкопробного серебра. Золото, как тогда говорили, «пошло на железо», то есть на покупку оружия для повстанцев.

***

Траур быстро охватил почти всю территорию I Речи Посполитой. Эва Коженёвская, мать Джозефа Конрада, писала об атмосфере, царившей в то время на улицах Житомира: «Траур настолько всеобъемлющ, что цветных платьев почти не видно. Маленький Конрад все еще одет в три наших любимых цвета [синий, белый и красный — цвета Французской революции]; но у него есть траурное платье, и в другом виде я его в костел не вожу».

В другом письме она говорила: «Заканчиваю. Я устала: весь день шила траурное платье для Конрада. Здесь так черно, что даже дети, даже малыш сам все время просит у меня траурный наряд. Моим долгом было угодить ему».

Траур носили даже…детские игрушки. В журнале «Друг детей» был опубликован рассказ для самых маленьких под названием «Правдивая и очень интересная история о кукле, которая слишком модно одевалась…». Его мораль заключалась в том, что не следует одеваться чересчур оригинально.

***

Траурные костюмы не могли не привлечь внимания властей. На улицах появились царские агенты, которые с помощью специальных крючков разрывали кринолины траурных платьев. За несоблюдение указов можно было получить высокий штраф или даже попасть в тюрьму. Женщинам разрешалось носить траур только со специального позволения чиновников.

Чтобы получить разрешение, следовало доказать недавнюю смерть родителей или супруга. Но даже это не сломило сопротивления. Когда школьницам запретили носить черное, они начали чернилами рисовать черные «ремешки» на шее и руках, называя это «трауром, который нельзя снять». По мере того как репрессии ужесточались, в ход шли также фиолетовый и серый цвета.

Эта мода распространилась и на другие территории. Во Львове, который входил в состав Австрийской империи, уже в апреле 1861 года запретили носить «траурные ленты, польских орлов, трехцветные ремешки для часов и галстуки такой расцветки, кокарды, трости с набалдашником, буздыганы и всяческую другую политическую символику».

Об этом явлении нельзя было писать в прессе. Уже цитируемый выше «Журнал мод и новинок в области домашнего хозяйства» шел на всяческие хитрости, чтобы обойти цензуру. Например, там были такие строки: «По причине смерти Герцогини Кентской мы приводим детали ее траурного одеяния». Иногда черную одежду рекомендовалось носить по причине непогоды или Великого поста.

Траур не распространялся на «праздничные дни», то есть годовщины важных для поляков исторических событий (например, 3 мая). Это не нравилось властям: «На богослужениях в христианских и еврейских храмах, а также на улицах, люди были одеты в праздничные наряды. Женщины нарядились в более светлые тона, мужчины надели белые галстуки и держали в руках зеленые веточки. Полиция (…) арестовала в тот день шестьдесят с лишним человек — за зеленый листок в руке (…) или за белые перчатки», — писал очевидец событий Агатон Гиллер.

Чтобы обойти запреты властей, поляки шли на самые разные хитрости. Царский наместник Федор Берг в 1863 году издал указ, в котором детально разъяснялось, что можно и чего нельзя носить: «Шляпа должна быть цветной, а черная шляпа должна быть украшена цветами или цветными, но ни в коем случае не белыми лентами. Черные и белые перья с черными шляпами носить запрещается. Капюшоны могут быть черные на цветной, но не белой, подкладке. Запрещается использовать: черную вуаль, перчатки, черные и черно-белые зонты, а также шали, платки и шарфы того же цвета, и полностью черные, а также черно-белые, платья. Салопы, бурнусы, шубы, пальто и другая верхняя одежда могут быть черными, но без белого. Мужчины не имеют права носить траур ни по какому поводу».

В учебных заведениях было строже : директора лично проверяли одежду школьников и студентов, но те нашли остроумный выход.
Гимназистки стали рисовать черными чернилами линии на шеях, как от петли висельниц и в таком виде приходить на уроки, хотя и в требуемой одежде.

За черную одежду можно было попасть в карцер вплоть до 1873 года, когда император России объявил амнистию и многие польские арестанты вернулись домой из Сибири. Движение протестного траура постепенно сошло на нет.

***

Траур оказался прекрасным пиар-ходом, благодаря которому о событиях в Польше узнали за границей. В Испании черные бусины начали называть «польскими слезами». Говорили даже, что дочь Карла Маркса в знак солидарности с польками носила темное платье и железный крестик, который ей прислали из Польши.

О польских событиях в мире также узнали благодаря европейскому «турне» художника Артура Гроттгера, который представлял свой цикл «Полония» в Лондоне, Париже, Вене и других городах. Сам художник за границей одевался как участник Январского восстания, носил конфедератку и чамару.

В варшавские, краковские и познаньские ателье толпами приходят женщины в траурных нарядах и мужчины в повстанческой одежде. Нередко за этим скрывается грустный расчет: для семей мужчин-участников восстания такой дагерротип может стать последним, что останется от близкого человека. Женщины, в свою очередь, вместе с письмами отправляли свои фотографии в Сибирь.

Источник