Страх смерти – это один из двух главных страхов человека. Столь же значительной силой обладает только страх предательства – потери любви и уважения, изгнания из круга общения. И то, и другое – это утрата. Уход близкого человека в иной мир подаёт нам повод к размышлению: а что после? Как я, именно я, уйду из жизни?

Люди с развитым воображением острее боятся смерти. Один из образов, который приходит к ним – быть погребённым заживо. Тафофоб стремится обезопасить себя: он засыпает с трудом и видит кошмарный сон. Этот человек очнулся в гробу, в замкнутом пространстве, в полной темноте и практически без воздуха. Он колотит в крышку и пытается убежать из могилы, а после – просыпается в холодном поту и с частым биением сердца.

Фантазия подсказывает и методы решения проблемы. Тафофоб оставляет обращения к близким людям и просит отложить его похороны на несколько суток. Некоторые даже пишут записку каждый раз перед сном. Тафофоб избегает замкнутых пространств – ему трудно проехаться в метро или в лифте, путешествовать в ночных поездах.

Лицо, которое страдает страхом погребения заживо, может тратить деньги и время на постоянные медицинские осмотры. Например, некоторые тафофобы снимают суточную электроэнцефалограмму несколько раз в год. Проявления тафофобии очень разнообразны, но она приводит к сбоям в работе тех органов, где уже есть нарушения. Тому, кто страдает этим страхом, очень трудно контролировать свои мысли, поэтому первыми страдают нервные клетки. Часто тафофобы испытывают боли в суставах и мышцах, им знакомы проблемы с аппетитом и перепады кровяного давления.

Психотерапевты утверждают, что тафофобия не связана с особенностями культуры и присуща жителям всех стран мира. Она может появиться у человека с любым статусом, исповедующего любую религию. Этот страх может развиться и из воспоминаний о раннем детстве, и после знакомства с произведениями искусства, и, что случается довольно часто, прийти из слухов и сплетен.

История тафофобии это история человеческих заблуждений, слабости и глупости.

Античные авторы приводят первые свидетельства о погребениях заживо и чудесных спасениях. Впрочем, точного определения смерти греческие и римские врачи так и не сформулировали. Гиппократ описал виды трупного разложения и выдвинул предположение о сердце как вместилище души. По его мысли, дыхание требовалось для охлаждения горячего сердца, и резкое снижение температуры тела при потере сознания могло быть признаком смерти. Однако единственный достоверный признак смерти по Гиппократу — это появление трупных пятен.

Тем не менее, греки знали ряд заболеваний, подобных смерти. Другой греческий врач, Гален, причислил к ним истерию, асфиксию, кому и каталепсию. Например, одна из его пациенток не смогла прийти в сознание после родов. Гален убедил её родных отсрочить похороны, и через месяц она вернулась к жизни. Римские врачи, например, Аврелий Корнелий Цельс, также призывали коллег не спешить констатировать наступление смерти. По его оценке, преждевременно погребали каждого тысячного жителя Римской Империи. Плиний Старший описывает случаи, когда люди приходили в сознание, лёжа на погребальных кострах или похоронных носилках.

Уже в Античности сюжет преждевременного погребения увлекает литераторов. Харитон Афродисийский написал повесть «Херей и Каллироя». Ревнивый муж подозревает жену в измене и избивает её до полусмерти. Она просыпается в семейном склепе и не может понять, что произошло. Внезапно в склеп врываются пираты. Они желают поживиться дорогим перстнем с пальца Каллирои. Видя, что она жива, разбойники увозят Каллирою и продают её в рабство богачу. Так завязывается сюжет одного из первых любовных романов Европы, и Херею придётся приложить немалые усилия, чтобы вернуть жену.

Средние века — это время, когда многие медицинские знания античных врачей были утеряны и забыты. Впрочем, врачи XVIII века порой испытывали удивление при осмотре тел: у некоторых трупов продолжался рост волос, выделялись слёзы, иногда даже сохранялся пульс в первые часы после остановки дыхания. Многие знатные люди даже делали в завещаниях особые пометки, поскольку опасались очнуться в гробу. Например, парижский адвокат Жан де Пуатевен попросил отсрочить свои похороны на двое суток. Встречались пожелания забить гвозди под ногти, полосовать пальцы заточенной бритвой, приложить к пяткам горячие угли. Во время эпидемий распространялись слухи, будто в братской могиле очнулся кто-то из заражённых чумой.

Легенды о погребённых заживо были не только достоянием народной молвы, но популярным сюжетом художественной литературы. Один из сюжетов – история «дамы с кольцом». Имя дворянки Рихмондии фон Адухт и по сей день знает каждый житель Кёльна. По легенде, она ушла из жизни в 1357 году во время эпидемии чумы. Её похоронили в подземелье Кёльнского собора. Один священник решил снять с тела покойницы дорогие украшения и наведался в крипту с фонарём и ножом. Однако стоило ему отрезать палец, как Рихмондия очнулась. Священник упал в обморок, а «воскресшая» пошла домой с его фонарём. Слуга, который встретил хозяйку на пороге дома, в свою очередь, тоже свалился без чувств. А вот муж оказался более стойким: он схватил меч и обещал добить Рихмондию, если та не докажет, что она ожила.

И тут произошло чудо: из конюшни на верхний этаж дома поднялись две белые лошади, на которых ездили супруги Адухты. Как гласит легенда, Рихмондия прожила ещё семь лет в браке с господином Адухтом, а на деньги этой семьи была воздвигнута Апостольская церковь Кёльна. Фреска на стене этой церкви изображает спасение госпожи Адухт из гроба, а на колокольне помещены две лепные лошадиные головы.

Во многих городах есть свои «дамы с кольцами». Однако этот сюжет не был единственным: средневековые европейцы любили легенды о спасении юных дев и несчастной любви. Отпрыски двух богатых семейств получали отказ родителей в заключении брака. Девушка теряла сознание от несчастной любви, и её объявляли мёртвой. Однако парень проникал в семейный склеп и спасал свою возлюбленную. После чудесного спасения молодые уезжали в дальние края, где венчались и жили долго и счастливо. Самая известная нам вариация имеет грустный финал: это история Ромео и Джульетты, описанная итальянцем Маттео Банделло, а затем адаптированная Уильямом Шекспиром для театральной постановки.

Более пикантная версия оживления юной особы — это история о странствующем монахе. Монах соглашался остаться на ночь возле тела дочери уважаемого человека (например, трактирщика), и таки приводил её в чувство. Однако результатом его работы становилось рождение внебрачного ребёнка. В итоге, монаху приходилось с позором снимать с себя духовное звание и жениться. Впрочем, монах мог столкнуться и с потусторонними силами: вспомните повесть Н.В. Гоголя «Вий».

Наконец, ещё один сюжет подтверждается историческими фактами. История о невезучем враче. Одним из таких оказался испанец Андреас Везалий. Когда он вскрывал дочь одного испанского дворянина, то обнаружил: её сердце пульсирует. Отец каким-то образом узнал об этом и донёс королю Филиппу II. Можно сказать, что король спас своего лучшего врача от неприятных последствий: он помиловал его на суде инквизиции и отправил на стажировку в Венецию. Везалий в дальнейшем находился под защитой короля, но в Испании больше не появлялся. Остаток дней он провёл в путешествиях, а погиб в кораблекрушении на пути из Палестины в Грецию.

Большая часть историй о невезучих врачах и пациентах, умерших при вскрытии, так или иначе связаны с придворными кругами. Покойный мог быть высокопоставленным лицом: один испанский кардинал очнулся в морге. Он даже вскочил со стола и подрался с врачом, когда в животе уже был сделан надрез. В  результате скончался на месте от потери крови. Эти истории и трагичны, и анекдотичны одновременно: сочетание низкого уровня медицинских знаний с придворными интригами даёт взрывоопасную смесь.

Авторы первых трактатов о возможных признаках смерти рассматривали городские легенды и сплетни как реальные истории и не проверяли правдоподобность этих случаев. И если отдельные учёные, как француз с датскими корнями Жак-Бенинь Винсло, делали острожные выводы о невозможности констатировать наступление смерти с полной уверенностью, то некоторые занимались откровенным плагиатом и раздували масштаб проблемы. Жан-Жак Брюйер д’Абленкур попросту переписал работу своего коллеги по Французской Академии и выпустил научно-популярное произведение для высшего света. Он, например, пугал дворян картинами, когда люди просыпались в гробу и ели свои пальцы. Впрочем, именно Брюйер первым поставил вопрос о пределах выживаемости человека. Он приводит истории монахов, способных выдержать пост на воде в течение нескольких месяцев.

Также Брюйер знакомит читателя с историей шведского садовника Эрика Бьёрнсона. Тот гулял по озеру близ замка Дротнингхольм и увидел, что в прорубь упал рыбак. Хотя садовник вытащил рыбака, ему самому не хватило сил выплыть: течение затянуло Бьёрнсона под лёд. Рыбак пошёл за подмогой, но из-за непогоды она прибыла нескоро. Садовник провёл подо льдом целый день. Однако голова Бьёрнсона оказалась в воздушном пузыре, и тот выжил. Рыбаки вытащили его багром, и вскоре об этом случае узнала королева Швеции Элеонора. Садовник показал ей шрам от крюка на шее и признался, что спал подо льдом. Единственным звуком, что он услышал во сне, был звон колоколов кафедрального собора.

Тем не менее, именно Брюйер первым выступил с инициативой о строительстве моргов для отсроченного погребения. Он предлагал выдерживать тела минимум 72 часа между объявлением о смерти и отправкой тела в последний путь.

Морг-дворец и побег из гроба

В целом, уровень познаний в биологии в целом и медицине в частности к концу XVIII века нельзя было назвать высоким. Например, биологи в то время уже наблюдали способность некоторых видов (например, жаб) впадать в спячку при недостатке воды и пищи. Однако в то же время некоторые учёные допускали, что некоторые виды птиц зимуют на дне морей, а человек также способен к спячке. Впрочем, научные общества того времени даже учреждали медали для врачей, которым удалось оживить объявленных мёртвыми. В правилах конкурсов могли быть прописаны занятные пункты. Например, в Пруссии на медаль не могли претендовать тюремные доктора. А среди приёмов по оживлению, распространённых в то время, было, например, нагнетание воздуха с табачным дымом в задний проход.

Уже в 1790 году в Веймаре открылся первый морг для тел с подозрением на «мнимую смерть». Врач Кристоф Вильгельм Хуфеланд вёл активную работу по сбору средств на морги, и к началу XIX века они функционировали в Пруссии, Баварии, Саксонии. Сам Хуфеланд применял весьма жёсткие процедуры вроде горячих пластырей, едких порошков и иголок под ногтями. Его коллеги тоже любили экспериментировать с «мнимыми мертвецами» и оживляли их с переменным успехом. В морге постоянно находились дежурные смотрители, а возле каждого тела был колокольчик. Предполагалось, что мнимый мертвец может позвонить и получить помощь, если придёт в сознание. На свободных местах расставляли горшки с цветами, чтобы улучшить запах в комнате.

Многие морги были обставлены богато: архитекторы копировали итальянские виллы, отделывали стены мрамором, возводили купол-ротонду. Именно в немецких моргах появляются впервые появляются отдельные залы прощания. В марте 1871 года император Вильгельм I даже подписывает указ об обязательном пятидневном карантине для каждого мёртвого тела.

Массовый страх погребения заживо вылился не только в строительство моргов, но и в попытки сделать гроб с системой для побега. Например, в 1792 году герцог Брауншвейгский заказал для себя гроб, который можно открыть ключом изнутри. По той же системе был устроен и замок в дверях его семейного склепа. Тогда же появляются первые гробы со звонками: в гроб вставлялась труба, а в ней был канат. Один его конец был привязан к руке покойного, второй – к языку колокола, что висел на надгробии.

В Британии такого рода гробы продавал владелец похоронного бюро Джордж Бейтсон. Любопытно, что он делал гроб в первую очередь для себя: он очень боялся очнуться в гробу. Продажи поначалу шли настолько хорошо, что даже королева Виктория наградила его орденом Британской империи по рекомендации придворных. Однако со временем гроб Бейтсона возненавидели могильщики: огромное количество ложных срабатываний поставило саму идею безопасного гроба под вопрос. Бейтсон настолько боялся расправы, что опубликовал своё завещание. Когда он перестанет дышать, он просил, чтобы ему поставили клизму конопляного масла и унесли в ближайший крематорий. Страх довёл Бейтсона до самоубийства: он выпил несколько бутылок этого масла, и в итоге получил отравление. Ученики нашли его в луже масла в мастерской.

Тем не менее, в изобретательности особенно преуспели именно немцы и американцы. К концу XIX века на рынке присутствовали: гроб с сиреной, гроб-катапульта, гроб с сигнальными ракетами и даже гроб с шанцевым инструментом и защитной маской для самооткапывания. Польский аристократ граф Карнице-Карницкий даже устроил на рубеже веков турне по Европе с целью продемонстрировать свой безопасный гроб. Он оснастил свой гроб электрическим звонком, насосом для воздуха и сигнальными флажками. Карнице-Карницкого закапывали в землю при стечении зевак на ярмарках, и вскоре он начинал подавать сигналы. Спусковой механизм был взят из охотничьего ружья: Карницкий настаивал, что одного движения пальцем достаточно для спасения. Однако к тому времени безопасные гробы стали, скорее, сюжетом для анекдота, и изобретение было вскоре забыто.

Медицина XIX века: первые тесты на смерть

XIX век это время, когда появились новые способы проверить наступление смерти. Один из приёмов – создание простой электрической цепи и проверка реакции мышц на ток. Доктор Кристиан Август Струве разработал устройство из двух конусов, медного и цинкового. Их обёртывали тряпками, смоченными в нашатырном спирте, и подносили к лицу пациента, когда тот был без сознания. Изобретатель стетоскопа Рене Лаэннек и его коллега Эжен Бошу упорно добивались от французских властей принять закон об обязательном прослушивании ритма сердца. Когда Французская Академия объявила в 1848 году конкурс на самый достоверный признак смерти, именно Бошу получил первую премию. Однако на конкурсе также были предложены проверка температуры тела с помощью желудочного зонда и анализ крови (главным образом, определение её цвета и температуры). Впоследствии Бошу удалось описать течение болезней, при которых замедляется пульс, и его очень трудно прослушать: пульмонарной эмфиземы, перикардита, тяжёлых отравлений.

Аристократ маркиз д’Урше учредил в 1867 году призовой фонд для авторов двух методов: первый – для врача, чей метод определения смерти может быть научным и даст высокую вероятность. Второй – для автора метода, которым могут пользоваться не только врачи, но и люди без медицинского образования и специального оборудования. Второй приз, что примечательно, был в четыре раза больше первого: двадцать тысяч франков против пяти тысяч. Этот конкурс привлёк, в основном, не врачей, а шарлатанов с гипнозом и безопасными гробами. Первый приз получил профессор Вебер из Лейпцига за натирание кожи наждачной бумагой, утешительный приз в 500 франков – некто де Кордю за проведение горящей свечой по пальцам. Большого приза не получил никто, и он был передан бедным родственникам маркиза из трущоб Сен-Жермена к их несомненной радости.

Доктор Северин Икар из Марселя стал обладателем приза Французской Академии в 1895 году. Он первым стал проводить анализы крови с добавлением флуоресцирующего красителя. Кровь живого человека становилась жёлтой при взаимодействии с этим веществом. Когда доктор Икар капал красителем в глаза, то оболочка зеленела. Другой его тест был более зрелищным: доктор писал на полоске бумаги слова «Я умер» невидимыми чернилами из ацетата свинца. Бумага находилась во рту пациента. Когда ацетат свинца реагировал с двуокисью серы, то слова проявлялись. Однако вскоре выяснилось, что двуокись серы присутствует не только в трупных газах, но и, например, в поражённых кариесом зубах, а также образуется при тонзиллите.

Во второй половине XIX века страх погребения заживо становится массовым. Если образованные и обеспеченные люди требовали провести вскрытие тела, то бедные слои общества могли даже поднимать восстания и требовать эксгумации свежей могилы. Газетные репортёры, особенно в провинции, искали сенсаций, и слухи о погребении заживо позволяли продать свежий номер как горячие пирожки. Большинство активистов обществ противников преждевременных похорон медицинского образования не имели. Они настраивали против врачей тех людей, кому медицина часто была не по карману.

Если же в таком обществе и состоял врач, то это был человек с необычной биографией. Например, британский подданный из Калькутты Роджер Чу потерял в детстве сознание на похоронах своей старшей сестры и провалился в её могилу.  Он пролежал несколько дней в бессознательном состоянии, и его уже положили гроб. Но вдруг младшая сестра заметила, как шевелятся губы брата. Врачи откачали избыток жидкости из шеи Роджера, и он был спасён.

Впоследствии Роджер избрал карьеру военного хирурга и сталкивался со случаями «оживления» в моргах во время эпидемий холеры. Его лучший друг, офицер Фрэнк Лассел, сидел рядом с Роджером на одном банкете. Он так рассмеялся над одной из шуток Роджера, что потерял сознание и упал головой в его тарелку. Через месяц доктору Чу было поручено провести эксгумацию тела Лассела и тот увидел, что крышка гроба была сдвинута, Лассела засыпало землёй, а его поза была неестественно скрюченной.

Последней каплей на пути в активисты для доктора Чу стали истории погребения его родственников. Он занимался похоронами своего дяди и посетил семейный склеп для обустройства места. Гроб одной его дальней родственницы был открыт, а руки свесились до пола. Роджер Чу стал обвинять её мать: та убежала в Англию с новым мужем. А он, также хирург, якобы отравил свою падчерицу, с которой постоянно конфликтовал.

Вскоре Роджер Чу вступил в американское общество противников преждевременных похорон, чем оказал большую услугу его членам. Люди с поддельными дипломами выдавали себя за врачей, занимались вызовом духов и боролись против прививок. Наличие настоящего врача в обществе позволило его лидеру, геологу Уильяму Теббу, выступать с докладами на медицинских конференциях и в парламентах европейских стран. Любопытно, что доктору Чу пришлись по душе погребальные традиции коренных жителей его родной Индии. Он полагал, что хищные стервятники и бродячие собаки обладают связью с потусторонним миром и не трогают некоторые тела в «башнях молчания».  В итоге Роджер Чу открыл собачий приют и пытался научить собак отличать живых людей от мёртвых.

Тафофобия в художественной литературе

Литераторы XIX века также обыгрывали сюжет о погребении заживо. Эдгар Аллан По обращался к этой теме особенно часто. Персонаж его рассказа «Погребённый заживо» страдает каталепсией и теряет сознание на улицах. Он рассказывает истории о преждевременно захороненных, а заканчивает случаем из своей жизни. Однажды он очнулся в маленькой комнате, где пахло сырой землёй, а его рот был завязан платком. Впрочем, стоило ему сорвать платок и закричать… как пришли матросы и выпроводили его с баржи. Он забрёл туда накануне, когда заплутал в лесу под дождём.

В рассказе «Береника» двоюродный брат заглавной героини Эгеус сходит с ума. Ему везде мерещатся прекрасные зубы своей кузины, впавшей в летаргический сон. Слуга входит к Эгеусу в спальню на следующий день после похорон Береники и сообщает: разорён семейный склеп. Кто-то разрезал лицо девушки! К своему ужасу, Эгеус обнаруживает пятна на своей одежде и зубы Береники в шкатулке…

«Бочонок Амонтильядо» – история мести по-итальянски. Дворянин Фортунато оскорбил масона Монтрезора, за что и поплатился на карнавале. Монтрезор предложил тому попробовать редкое и дорогое вино в старом замке, заманил Фортунато в подземелье, напоил и замуровал заживо.

Марк Твен также пишет историю мести и помещает её действие в мюнхенский морг. Дом иммигранта из Германии в штате Миссисипи атакуют двое грабителей в военной форме. Они убивают его жену и ребёнка, а спящего хозяина связывают, предварительно накачав хлороформом. Впрочем, немец приходит в себя и замечает, что у одного из грабителей нет большого пальца на правой руке. Грабителей спугнул звук горна: офицер кавалерии стучится в дверь и требует алкоголя. Они узнают голос своего командира и убегают через заднюю дверь.

Немец находит окровавленный отпечаток… большого пальца правой руки на своих документах. Он решает найти обоих солдат и наказать их. Для этого ему приходится проникнуть на военную базу под видом предсказателя и провести гадание по ладоням. Единственный девятипалый солдат признаётся в содеянном и кается перед немцем, а также называет имя подельника. Отпечаток пальца указанного им сослуживца совпадает с уликой. Немец выслеживает преступника и убивает его, а после бежит в Германию.

Он находит работу: место смотрителя морга в родном Мюнхене. Однажды вечером в морге раздаётся звон колокола над одной из кроватей. К своему ужасу, он узнаёт убийцу. Тот выжил после удара ножом. Немец радуется встрече и не спешит топить очаг в палате. Он заворачивается в одеяло и выпивает шнапс на глазах у старого врага. Враг же неспособен пошевелиться и медленно умирает под насмешливым взглядом смотрителя морга…

Впрочем, месть немца имела и благородную сторону. Он передаёт часы убийцы сыну того девятипалого солдата, который раскаялся в содеянном и изначально был против убийства. Примечательно, что в конце XIX века, когда Твен писал свои рассказы, дактилоскопия ещё не получила признания криминалистов.

Уилки Коллинз также боялся погребения заживо. Он описал одну такую историю в рассказе «Дочь Иезавели». По его словам, этот рассказ был написан по следам посещения морга во Франкфурте и основан на рассказе санитаров. Госпожа Вагнер найдена в своём доме без признаков жизни и доставлена в морг. Джек, её приёмный сын, решает остаться в морге и наблюдать за телом. Чтобы скоротать ночь, Джек приносит бренди и пьёт со смотрителем. Вскоре к ним приходит госпожа Фонтейн, одна из подруг госпожи Вагнер. Она приносит ещё немного выпивки. Но ни Джек, ни смотритель даже не догадываются: именно Фонтейн отравила госпожу Вагнер. В одной из бутылок налит яд: контрольная доза для соперницы. И хотя госпожа Вагнер очнулась, госпоже Фонтейн даже удаётся отвлечь Джека и смотрителя. Впрочем, злодейка Фонтейн сама опьянела настолько, что по ошибке выпивает яд и уходит из жизни…

Ги де Мопассан отметился коротким рассказом о прощании студентов с телом своего учителя – философа Артура Шопенгауэра. Один из них с ужасом замечает жуткую гримасу на лице Шопенгауэра. Студенты задаются вопросом: вдруг он парализован и шевелит лицевыми мышцами. Однако вскоре выясняется, что мышцы действительно были расслаблены. Под смертным ложем находят вставные челюсти философа и вскоре его хоронят.

Также Мопассан описывает историю погребения заживо в рассказе «Тик». Французский аристократ и его единственная дочь прибывают на курорт. Рассказчик называет их «персонажами Эдгара По» – настолько усталым и седым выглядит отец, а дочь истощена и скрывает левую руку в перчатке. Отец страдает от нервного тика и объясняет его происхождение рассказчику: однажды дочь потеряла сознание и была объявлена мёртвой. Ночью убитый горем отец сидел у камина – он остался совсем один. Внезапно в дверях появилась бледная фигура. Дочь очнулась, потому что кто-то срезал её палец с дорогим перстнем. Отец позвал верного дворецкого. Но едва он вошёл, как тут же рухнул замертво. Собственно, перед нами не только один из вариантов средневековых легенд на новый лад, но и один из первых рассказов, где дворецкий виноват в преступлении.

Эмиль Золя – автор рассказа «Смерть Оливье Бесаля». Бесаль – эпилептик, который однажды теряет сознание. Он очнулся полностью парализованным. Его жена полагает, что Оливье уже мёртв. К ужасу Бесаля, доктор также констатирует смерть. Бесаль слышит всё происходящее вокруг него, но не может открыть глаз и пошевелиться. Подвижность возвращается к нему только в гробу. Бесаль не может поднять крышку, однако с нечеловеческими усилиями выбивает доски в ногах. Оказывается, по соседству вырыта вторая могила, ещё пустая. Он выбирается на поверхность и идёт домой, но вновь теряет сознание. Его находят и относят в ближайшую больницу. Оливье наводит справки о своей жене, узнаёт об её изменах и недовольстве покойным мужем. Он решает отправиться в кругосветное путешествие, о чём и сообщает рассказчику.

Козлик Билли – заглавный герой цикла рассказов Сельмы Лагерлёф. Это прозвище странника со скрипкой, и он кланяется каждому встреченному животному. Козлик Билли когда-то получил наследство, купил стадо коз и надеялся сделать состояние на фермерстве. Однажды он заплутал со стадом в метель, и все его козы погибли. Билли сошёл с ума и пустился в бродяжничество, а зарабатывал игрой на скрипке на ярмарках.

Однажды он приходит на кладбище и слышит стук в одной свежей могиле. Он откапывает гроб, а там лежит сиротка Ингрид. Она жалуется на свою жизнь, и Билли решает проучить её мачеху. Билли приходит в дом к мачехе с большим чемоданом и завязывает беседу с ней. Та ругает Ингрид и заявляет, что её жизнь не стоит ломаного гроша. Когда Ингрид выпрыгивает из чемодана, мачеха падает без чувств. Довольный Билли берёт Ингрид с собой, и они странствуют по Швеции вместе.

Тафофобия в наши дни

Как мы видим, страх погребения заживо стал главным страхом эпохи. Наконец, в 1891 году вышло первое научное исследование о нём. Итальянский психиатр Энрико Морселли предложил термин «тафофобия» для обозначения этого невроза. Именно его методики лечения тафофобии (по аналогии с клаустрофобией) легли в основу современных техник избавления от страха.

В 1914 году году началась Первая мировая война. Она была настолько ужасна, что страх погребения заживо уступил место другим опасениям в массовом сознании. К 1915 году деятельность обществ борьбы с преждевременным погребением была фактически свёрнута.

Впоследствии совершенствование медицинской техники дало врачам возможность представить более чёткие критерии наступления смерти. К 1920-х годам появляются первые аппарата для снятия электрокардиограммы, а в годы Второй мировой войны –электроэнцефалограммы. В 1960-х годах ровная линия на аппаратах ЭКГ и ЭЭГ признаётся врачебным сообществом достаточным условием для постановки диагноза «необратимая кома» и констатации факта смерти. Тогда же появляются и аппараты искусственной вентиляции лёгких, которые сегодня установлены во всех отделениях реанимации.

К 1990 году врачи пришли к идее двухминутного «окна» при фибрилляции сердца: мозг человека способен выдержать около двух минут без снабжения кислородом и циркуляции крови, после чего в нём начнётся омертвение. В медицинской практике современных врачей попадаются и случаи восстановления пульса – так называемый эффект Лазаря. К сожалению, не все пациенты с этим эффектом приходят в сознание как старик Лазарь, оживлённый Иисусом.

В наши дни количество тафофобов сократилось. В основном, это страх старшего поколения. Среди молодых он перерос в страх врачебной ошибки. То есть, страх преждевременного вскрытия и изъятия органов для трансплантации.  Новости о преждевременных похоронах по-прежнему появляются на страницах печатных и интернет-изданий. Однако в наши дни они стали сообщениями о курьёзах, а не массовыми сенсациями.

Исследовал феномен Михаил Питателев

экскурсовод историко-художественного Музея Смерти