Греть покойников (Греть родителей, Жечь перины, Жечь катяшки, Окуривание родителей, Рождественский костёр) — южновеликорусский обряд разведения костров ранним утром в Сочельник или на Рождество (Коляду), кое-где также на Новый год и Крещенье. Зафиксирован в XIX веке в Курской, Орловской, Тамбовской губерниях среди однодворцев.

В Курской губернии костёр делается из навоза, соломы своих постелей, бросают в него разного рода зёрна и корма для живности, немного ладана, посреди двора. Считается, что в это время усопшие родители приходят обогреваться и что от этого огня пшеница народится ярая (красная). Во время горения костра все стоят молча, вспоминая родителей и произнося про себя молитву.

Суеверный обычай обогревания и окуривания родителей, существовавший некогда в г. Орле, описывает Г. Пясецкий в своих «Исторических очерках г. Орла»:«на Рождество, Новый год и в день Крещения хозяин дома брал горшок с огнем и куль соломы; попрощавшись с домашними, он отправлялся на огород; здесь он сперва полагал три поклона лицом к востоку, потом зажигал сноп соломы с ладаном и приговаривал: „Ты, святой ладонок и серенький дымок, несись на небо, поклонись там моим родителям, расскажи им, как все мы здесь поживаем!”».
В селах Болховец Белгородского уезда и Лучки Корочанского уезда обряд справлялся на Святках и состоял в обрядовом жжении соломы и назывался «жечь перины» или «греть покойников».

Весьма интересный для этнографа южновеликорусский обычай-обряд «греть родителей» или «покойников» остается совершенно неведомым науке. Несколько кратких сообщений о нем со стороны случайных наблюдателей затерялись в малоизвестных и труднодоступных изданиях. Немногочисленность и краткость этих сообщений дает нам возможность привести их полностью, что мы и делаем в целях возможно точного и полного выяснения физиономии интересующего нас обычая.

“Утром в Крещенье вы непременно увидите дымки, поднимающиеся со дворов крестьян гораздо ранее, чем бабы топят печки. Это „родителям поминки греют”. Сносят на двор солому своих постелей, кладут в нее разного рода зерна и корма, немного ладана, сгребают в кучу и зажигают. И те, кто стоят кругом, в валенках и сапогах, грея намерзшие руки, конечно, не сомневаются, что тут же рядом с ними, так же реально, как они сами, стоят им невидимые „родительские душеньки”, озябшие, как они; так же, как они, поснимали сапоги и онучи и с [166] таким же удовольствием греют на огоньке, освященном ладаном, свои грешные ноги. У однодворцев наших круглые святки продолжаются подобные утренние возжигания, говорящие о чем-то давно забытом и уже несколько утратившем свой прежний смысл. Сметают вместе всю солому и навоз, рассыпанные по двору, „сгорнут в кучу, ладону туда положат и зажгут”. Это называется „катяшки3) жечь”, [Марков Е. 1880].

В «Тамбовских губернских ведомостях» 1887 г. (№ 4) напечатана была следующая корреспонденция из с. Архангельского Борисоглебского уезда: «В с. Архангельском существует следующий небезынтересный обычай родителей греть. Я был очевидцем этого факта. — На первый день Рождества Христова, по отходе утрени, я вышел из церкви в школу, где намерен был с моими певчими повторить концерт; но не успел я раздать партии, как вдруг певчие, со словами: „Ребята, родителей греют! идемте смотреть!” — разбежались. От неожиданного громкого восклицания детей я растерялся и не знал, что делать. Выйдя на улицу, я увидел село (до 500 дворов) и два окрестные селения залитыми огненным морем; дым большими столбами подымался кверху. На вопрос мой: „Что это значит?” отвечали: „Родителей греют!” Кроме этих двух слов, смысл которых был для меня непонятен, я ничего не мог добиться, потому что во время этой картины, как я заметил, все старались быть безмолвными, и взоры их были обращены на храм, вероятно, с молитвою к Богу. Только после обедни я узнал подробности этого события, заключающегося в том, что среди каждого крестьянского двора кладется воз или более соломы, которая по отходе утрени и поджигается. Делается это для того, чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы.” Общий тон обряда – благоговейно-торжественный: присутствующие пребывают в глубоком молчании, с тихою молитвою на устах, с обращенными на храм или на восток глазами.

Анализ описанного нами обряда не оставляет никакого сомнения в том, что обряд этот сравнительно очень сложный: он принадлежит одновременно к двум различным культам: 1) к культу предков и 2) к культу земледельческому (точнее: сельскохозяйственному вообще). То весьма характерное обстоятельство, что материалом обрядовых костров нигде не служат дрова, а всегда солома и навоз, часто с хлебными зернами, естественнее всего объясняется также с точки зрения сельскохозяйственного культа, причем зерна и солома в качестве материала обрядового огня говорят о тесной связи обряда с чисто земледельческим культом, а навоз, испражнения животных («катяшки») и «корм» говорят о культе собственно скотоводческом.

в данном случае могло сыграть весьма большую роль сохраняющееся в глубине народного сознания переживание глубочайшей старины — воззрение, что умершие нуждаются в тепле и что эта их потребность может быть удовлетворена возжжением костров. В более чистом виде это верование сохраняется у различных диких народов Нового Света. «Туземцы некоторых местностей Бразилии, равно и жители Австралии, разводят костры у могил в течение нескольких дней (после погребения покойника. — Д. З.). Ирокезы делали это для того, чтобы покойник мог греться у огня или готовить себе пишу. Одно из племен Африки разводит огни на могилах своих умерших друзей преимущественно в холодные или сырые ночи, когда душа покойника нуждается в тепле не менее, чем живой человек» [Харузин Н. 1905, с. 258].

Должно заметить, что психология этого переживания вообще не находится в противоречии с мировоззрением русского крестьянина, а напротив, соответствует общему культурному его уровню. Оно вполне аналогично тем верованиям, которые лежат в основе различных обрядов кормления умерших — обрядов, распространенных в русском народе повсюду. Здесь то же самое воззрение, что умершие нуждаются в удовлетворении своих физических потребностей. Приведем хотя бы это свидетельство П. Малыхина из Нижегородского уезда: «Крестьяне думают также, что душа, по разлучении с телом, нуждается в пище, и потому печь пироги и блины для поминовения усопших родственников значит, по их мнению, пещись о насыщении их душ. Для этого они бросают пироги и блины на могилы, даже льют на них водку» [Малыхин 1853, с. 226].

Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1901-1913. Москва. 1994.