Рассказ о верности | Музей Мировой Погребальной Культуры

Рассказ о верности

Какова культура погребения, такова культура всего народа

Месяц назад в Новосибирске открылся Музей мировой погребальной культуры. Инициатором его создания стал академик Европейской академии естественных наук, член Союза журналистов РФ, член Международной Ассоциации «Союз дизайнеров» Сергей Якушин. Сегодня Сергей Борисович рассказывает читателям «МК» в Новосибирске» о работе Новосибирского музея мировой погребальной культуры.

 

Рассказ о верности

— Сергей Борисович, как возникла идея создания музея?

— Идея устройства музея возникла спонтанно, как рабочая идея из необходимости внесения исторической части на специализированные выставки в Москве. «Начинался» музей 20 лет назад с пяти гравюр XVIII века, посвященных теме смерти, которые я привез из Лондона для оформления первой выставки посвященной похоронной отрасли, проводимой на «Сибирской Ярмарке». Потом появились другие экспонаты, отражающие объектную часть погребения. Гравюры я возил в чемодане по 10-50 штук каждую поездку. Сегодня моя коллекция, объединенная одной темой, насчитывает несколько тысяч. К слову сказать, наш художественный музей за 80 лет своего существования собрал только 20 гравюр.

— Но, по сути, сначала это было все-таки частной коллекцией?

— Действительно, сначала я превратился в такого коллекционера, который на том этапе совершенно бессознательно собирал объекты на тему смерти: старые ручки гробов, завещания, черепа, модели катафалков. Для того чтобы на очередной московской выставке разместить их на входе в залы с основными экспонатами выставки, как некую историческую часть. К каждой выставке требовалось что-то новое в оформлении исторической части. Появились новые атрибуты погребальной культуры. Теперь в музее есть гроб принцессы Дианы, Папы Римского, Сталина, Высоцкого.

Получилось, что в начале я стал собирателем, затем коллекционером — я приобретал экспонаты на аукционах за рубежом, объезжал антикварные и блошиные рынки в России и за рубежом. Коллекционирование само по себе очень увлекательная вещь, но когда-то приходишь к мысли, что мир суживается до пределов этой коллекции. И я стал вкладывать больше средств на приобретение произведений искусства. К примеру, в музее имеется тысяча картин, написанных маслом. В Москве проводился конкурс «Тема смерти в современном искусстве», в котором приняло участие 350 художников из 24 стран мира. Всю коллекцию я выкупил, и она находится в Новосибирске. В музее большая коллекция медалей, знаков, значков, посвященных обозначенной теме. У нас большая коллекция траурных платьев, около 200 единиц одежды XIX века. Мы возили ее в Дюссельдорф, Крайфельд в национальный текстильный музей. Эта коллекция произвела фурор.

— Насколько широк круг представляемых на выставке экспонатов?

— Есть коллекция траурной одежды XX века. Коллекция гробов, памятников, крестов.

Поскольку это музей мировой погребальной культуры, то мы собираем обрядовую часть погребальной культуры разных народов. В запасниках хранится огромное количество экспонатов, поэтому мы можем провести множество выставок. К примеру, мы можем провести выставку на тему погребальной культуры Китая, и экспонатов для этого будет достаточно. Только одних открыток на тему погребения и траура 10 000 штук. В России я единственный собиратель открыток на эту тему, естественно у меня самая большая коллекция, и подозреваю, что она вторая в мире. Недавно у одного американского коллекционера я приобрел 70% коллекции открыток, которую он собирал всю жизнь. У нас есть лаковые миниатюры, и миниатюры выполненные на эмали, воспроизводящие произведения великих художников на тему смерти и погребения. Поскольку мы раскрываем историю и культуру кремации — большая коллекция урн для праха XIX и XX веков. Есть коллекция транспорта, от «простолюдинских» телег, саней, автомобилей и уже специализированных средств — катафалков.

— Не страшно людям смотреть на то, чего ни одному из смертных избежать не удастся?

— Наша коллекция посвящена культуре погребения. У нас нет экспонатов, связанных с пытками и насильственной смертью. Хотя эта тема тоже рассматривается. Когда-то на Сибирской ярмарке к Новому году мы устраивали ряд аттракционов, среди которых была комната страха. Для людей она важна, в том числе и для детей. Они нисколько не боятся ни черепов, ни скелетов. Кстати, в музее большая коллекция черепов. Среди них есть и череп прабабушки моих внуков — она была преподавателем биологии Московского университета, и до конца своей жизни оставалась ученым человеком и завещала свое тело на нужды науки. Ее внуки с этим согласились.

Второй череп находится в разделе кремации и демонстрирует тлен в могиле и тлен в печи. По большому счету — это тот же процесс, только при кремации он происходит быстрее при более высокой температуре.

— Ваш музей не единственный в мире?

— Два года назад в мире было шесть музеев смерти, сегодня их общее количество увеличилось до сорока. Такие музеи стали создаваться на исторических кладбищах, в старых зданиях, которые раньше служили моргами или костницами, куда в европейских странах складывали гробы с умершими в холодное время года, когда земля была мерзлой, и их хоронили только весной, после того как грунт оттаивал.

Наш музей на очень хорошем счету, и многие музеи хотели бы обмениваться с нами коллекциями, что, собственно, сейчас и происходит. Наша коллекция траурной одежды вскоре поедет в Южную Америку — Бразилию, Боливию, Аргентину, потому что там в этом есть очень большая заинтересованность.

— Такой большой объем фактографического материала обычно сопровождается научно-изыскатель-скими работами, точным описанием коллекции. Как с эти делом обстоит у вас? Каковы перспективы доступности ваших экспонатов для изучения специалистами СО РАН?

— Одна из сотрудниц нашего музея защитила диссертацию по музейному делу. Мы приобрели программу по каталогизации экспонатов, к работе приступили, но не довели ее до конца, так как экспонатов очень много. Мы просто не успеваем. Мы делаем атрибуцию при подготовке и в ходе выставки. Безусловно, то, что мы собрали, требует научного осмысления, и, я уверен, будет написана не одна диссертация по самым разным аспектам нашей тематики. Сейчас ведутся переговоры с Институтом археологии и этнографии СО РАН, возглавляемым профессором А.П. Деревянко на предмет научного сотрудничества, с тем чтобы сотрудники института могли работать на нашей базе, а мы могли бы издавать с их помощью научные труды наших сотрудников. Чтобы студенты-историки могли проходить практику на нашей базе и могли бы нам помогать. Потому что на сбор коллекций потрачены колоссальные средства, и было бы, мягко говоря, неправильно, если хотя бы часть коллекции будет лежать, не получив должного описания.

— Ваша работа одобрена программой сохранения культурного наследия ЮНЕСКО.

— Программа ЮНЕСКО работает с Ассоциацией музеев смерти. Соответственно мои действия находят одобрение, потому что посредством проведения выставок, выступлений с докладами, я способствую сохранению культурного наследия такой специфической отрасли как погребальная культура.

— Существуют ли какие-то проблемы, которые вы не могли бы разрешить собственными силами?

— На сегодняшний день первая проблема, с которой столкнулся музей, — недостаточное количество посетителей. Мы находимся далеко от центра города и только начинаем свою работу. За месяц со дня открытия в музее побывала всего тысяча человек. Но массовые посещения — это дело будущего. Нам есть что показать, людям есть что увидеть. Уже сейчас школьники приезжают целыми классами, подросткам это интересно. Безусловно, в музей заходят те, кто приезжает посетить колумбарий. Но количество посетителей увеличивается, кстати сказать, в ночь музеев у нас был просто наплыв посетителей, которые негодовали по поводу раннего закрытия — в 2 часа ночи. Мы же со своей стороны не смогли предугадать, что будет столько посетителей.

Музей представляет интерес для молодых ребят на собственном транспорте, к нам ведь просто так не доберешься. Люди среднего поколения тоже проявляют интерес. А старшее поколение приходят в музей уже с внуками.

— Все учреждения культуры подобного типа пользуются льготами либо какими-то схемами государственной поддержки. Насколько самодостаточен ваш музей и нуждается ли он в какой-то помощи?

— Помощь нам естественно необходима. Коллекции нуждаются в пополнении. Есть экспонаты, которые нужно бы выкупить, но не хватает средств. Но сейчас, прежде всего, мы нуждаемся в научной поддержке, рекламе, в посетителях. Потому что чем больше людей увидят наши экспозиции, тем выше у новосибирцев будет культура памятования. Ведь высшая цель музея — рассказ о верности. О том, как люди помнят о тех, кто ушел навсегда. Безусловно, мы используем музей, чтобы сделать «прививку» в плане принятия кремации, потому что многие люди не принимают ее, думают, что православие против, боятся ее. Напротив, православие совершенно спокойно смотрит на кремацию. По Закону о погребении 1996 года существует две нормы погребения — погребение гробом в землю и преданием тела огню. Позиция церкви такова: мы должны быть там, где в нас нуждаются. Поэтому у нас есть пятнадцать священников, которые производят обряд отпевания, из тех церквей, которые человек посещал при жизни. Не отвергают кремацию и другие доминирующие в нашем регионе религии. Наш музей в принципе этому вторит. Поэтому посетители музея, в том числе дети, получают «прививку» от кремации, видя тлен в земле и тлен в печи, которые практически не отличаются друг от друга.

Следует учитывать, что похоронная культура ровно половины человечества венцом жизни подразумевает кремацию. Это мгновенное очищение души огнем. При этом у этих культур нет привычной для православия скорби, люди, выходят из крематория очень радостными, потому что душа усопшего обрела покой. Популяризация кремации — это своего рода «работа языка», люди своих похоронили, соседи видели и им рассказали подробности. Некоторые видят в кремации определенные преимущества, кто-то расценивает как повышение статуса, хотя бы после смерти, кто-то как «последний отель», что, по сути, недалеко от истины.

Кто-то из великих сказал: «Какова культура погребения, такова культура всего народа». Это действительно так. И к этому нам предстоит приобщиться.

Александр Гомоюров