Исповедь танатопрактика | Музей Мировой Погребальной Культуры

Исповедь танатопрактика

Существует ряд профессий, которые встречаются довольно редко и считаются чем-то «из ряда вон», за гранью. Из этой серии – патологоанатомы и танатопрактики, люди, которые работают с трупами. Кто такие патологоанатомы, мы думаем, объяснять никому не нужно, а вот танатопрактики… Танатос – в греческой мифологии бог смерти, брат-близнец бога сна Гипноса. Его именем наградили людей, которые занимаются бальзамированием и подготовкой покойников к прощанию. Их еще называют бальзаматорами.

Что могло побудить эффектную девушку связать свою жизнь с трупами, мы узнали, поговорив с практикующим танатопрактиком Оксаной Томилиной. Вопреки предубеждениям и стереотипам, наша героиня оказалась человеком общительным и приятным. И вовсе не верилось, что всего пару-тройку часов назад она занималась вскрытием и бальзамированием чьего-то мертвого тела.

-Как получилось, что вы связали жизнь с такой… специфической профессией?

– Я росла в частном доме в Ельце, а бабушка жила в многоэтажке, которая была заселена в основном такими же, как она, пожилыми людьми. Им дали там квартиры от завода еще в 70-х. И все они по очереди отходили в мир иной. Я не знаю, почему, но все эти разы, с пяти-шести лет, меня как магнитом туда тянуло. Невозможно было от гроба оттащить – мне нужно было что-то поправить, помочь. Я спокойно оставалась с покойником наедине, и объяснить это по сей момент я никак не могу. Что такое смерть, никто никогда мне не объяснял.

Лет с 12 я начала подрабатывать – у меня всегда было желание работать, школу закончила с золотой медалью. Однажды, еще в Ельце, я увидела вакансию продавца в ритуальный магазин. Я позвонила, но, узнав, сколько мне лет, они отказали. Закончив школу, я переехала в Москву, это был очень тяжелый момент в жизни. Все как-то не клеилось, из позитивного был только мотоцикл. Силы были, но не было вектора. И тогда я поехала на кладбище к своей покойной бабушке, которая дала мне духовный стержень с детства. Она меня воспитывала, прививала уважение к религии, к культуре, живописи. И я ее попросила, чтобы она дала мне направление, по которому я могла бы двигаться дальше.

На следующий день, приехав в Москву, я случайно замечаю визитку ритуального агента. Я тогда снимала комнату с девчонками, оглядела комнату – все живы? Оказывается, одна из соседок познакомилась с молодым человеком. Я спрашиваю, а ему, случайно, коллега не нужен? Вечером того же дня у меня было собеседование, так я поступила на должность ритуального агента. Мне было 20. Работала там около года, но было желание заниматься бальзамацией, потому что я считаю это, как бы пафосно ни звучало, священной профессией, даже в наши дни. Вскоре, по колоссальному везению, я сначала отучилась на бальзаматора, а потом освободилось место в морге. Так я и стала той, кем сейчас являюсь.

-Где обучают этому ремеслу? Ведь медицинское образование, как для работы патологоанатомом, не требуется.

– Зачастую у нас в стране эти знания просто передаются из уст в уста. На Западе есть институты смерти, институты бальзамации, у нас этого нет. Мне повезло, что я познакомилась с человеком, который меня обучил. Потом я уже сама начала гуглить. Есть такой замечательный господин Сергей Борисович Якушин, которого я считаю основателем культурного ритуального бизнеса в России. Он обитает в Новосибирске и там же отстроил колоссальное «царство мертвых» – частный крематорий, который не идет в сравнение ни с одной московской или питерской ритуальной конторой. Когда я поняла, что это за человек, у меня было дикое желание у него отучиться, что я и сделала.

На Западе очень популярны похоронные дома. Это когда на цокольном этаже находится морг, на втором – ритуальный зал и, допустим, магазин, выставочный зал. А на третьем этаже живет сам владелец помещения. Очень удобно. Если честно, это моя мечта – все под боком, и ты все делаешь сам. У нас в России, к сожалению, это потребует очень больших вложений, в Москве к тому же идет война между частными ритуальными конторами и сотрудниками ГБУ «Ритуал», но это уже другой разговор.

-Что входит в задачи танатопрактика?

– Во-первых, помощь при вскрытии – я выполняю самую грязную работу, а диагноз уже устанавливает патологоанатом. Я должна вскрыть, ушить тело, забальзамировать, обмыть, одеть, полностью подготовить для прощания, устранить косметические дефекты видимых частей тела или провести реставрацию. Такое бывает, например, когда человек лежит несколько суток, и его лицо съедают домашние животные. В этом случае что расколото – скрепляю, что разорвано – сшиваю, чего не хватает – вылепливаю из латекса/воска или из кожи покойника с невидимых под одеждой мест. Потом это корректируется гримом или аэрокосметикой. Ну и в финале нужно сделать посмертный грим – либо восстановить цвет лица, чтобы человек был похож на себя, либо, если умерла молодая женщина, делается макияж, который она любила при жизни. Бывает, что девушек хоронят в свадебном платье.

Самое главное – это безопасность прощания, потому что мертвое тело является потенциальным рассадником более 100 видов инфекционных болезней. Если человек болел, особенно онкологией, это запахи. Происходит момент дезодорации, который далеко не простой. Сколько духами ни поливай, он все равно будет пахнуть. Наша задача – как можно лучше остановить все процессы гниения на любом этапе, в каком состоянии тело бы ни находилось. Сохранить их до определенного срока – неважно, «груз 200» это, похороны будут на следующий день или даже через несколько месяцев (например, если родственники не имеют возможности приехать из-за границы).

-Большинству людей находиться рядом с покойником, мягко скажем, неприятно. Приходится ли вам себя перебарывать, бывает ли противно?

– Мне бывает противно, когда я вижу, что родственникам человек не нужен. Когда я была агентом или периодически работала в разных моргах – руку набивала, подрабатывала – наблюдала такое часто. Когда человек внешне убивается, ревет стоит: «Ты мой родненький!» А потом приносит не постиранные, засаленные вещи.

Морально я устаю только в том случае, если вижу какое-то негативное отношение со стороны родственников. Многие люди, особенно при знакомстве, спрашивают – как ты себя ломаешь? Зачем мне идти на работу, на которой надо себя ломать? Я себя не ломаю, мне нравится моя работа, я ее люблю. А тяжело, когда я вижу наплевательское отношение. Высшей оценкой я считаю, когда родственник плачет у меня на плече от благодарности за отлично выполненную работу.

Как правило, я укладываю тело для презентации в ритуальном зале, и туда приглашается один из близких родственников – как правило тот, с кем я изначально вела разговор. И показывается внешний вид, возможно, объясняются некоторые нюансы. Иногда люди просят меня остаться на всю церемонию, потому что нужна помощь. Когда я вижу, что родственники мне искренно благодарны, я понимаю свою задачу – что я помогаю. Я всех покойников хоронила, бальзамировала, как своих.

-Как насчет суеверий, или вы, как и врачи, отличаетесь профессиональной циничностью?

– Самые основные суеверия, наверное, связаны с тем, чтобы «не уйти следом»: нельзя ложиться в гроб, надевать вещи покойного. Считается, что волос или капля крови живого, попавшая в гроб, способна загнать на тот свет. Считается дурной приметой оступиться при переносе гроба, нарушить обряд погребения или неуважительно отнестись к покойнику. По мне – если бы все это сбывалось, санитары исчезли бы с лица Земли.

Я не спорю, мистика есть, и ее много, но главное – сделать все правильно и почтительно. Нас часто называют Харонами – даже праздник профессиональный есть, правда, 29 февраля. Так и празднуем – раз в четыре года…

-Люди, работающие в моргах, рассказывают о том, что периодически кто-то пытается купить у них воду, которой обмывали покойника. К вам обращаются с подобными просьбами?

– У меня лично никогда такого не было, но, по рассказам коллег, зачастую такое случается. Либо рубашки от покойника покупают, либо воду, волосы, ногти, завязки, которыми связываются руки покойника. Значительная часть черной магии основана на этом. Честно скажу, кто-то находит таких помощников.

-И все-таки профессиональная деформация личности происходит в любой профессии. Какая у вас?

– Когда я пришла в профессию, большинство людей, в том числе мои родственники, говорили, что я стану циничной, жесткой. Я могу сказать – нет. Я даже стала более болезненно и глубоко воспринимать смерть. Есть люди, которые вообще перестают на нее реагировать, у меня – в точности наоборот. Я стала более лояльно воспринимать чужую человеческую глупость – я смотрю на нее сквозь пальцы, потому что это абсолютно тщетно. Зачем человеку что-то объяснять, если он считает это своей правдой. Когда через тебя проходят сотни человеческих судеб (большинство родственников при общении контактны и многое рассказывают), это открывает глаза на вещи, действительно важные в жизни. Поэтому стараешься просто пропустить мимо себя «мишуру», злость, глупость и весь негатив.

-За время работы танатопрактиком с вами происходило что-нибудь страшное, связанное вашими непосредственными «клиентами»?

– Однажды к нам привезли женщину 60 с лишним лет, умершую естественной смертью от болезни. Мы провели вскрытие, но время похорон оттягивалось по желанию родственников. Она была уже приготовлена, одета и ожидала в холодильном помещении момента выдачи. Никогда с начала работы бальзаматором мне не снились мои покойники, и тут мне снится сон, якобы я захожу в холодильник, и эта женщина мне говорит: «Дверь закрой». Я говорю: «Чего?» Она: «Дверь закрой, мне дует!» Прихожу на следующий день на работу, захожу в холодильник и обнаруживаю, что забыла поставить на стоп каталку. Она откатилась под сам агрегат, и весь поток холодного воздуха дул на эту женщину.

Этот морг представлял собой отдельно стоящее маленькое здание, куда врачи приходили только тогда, когда нужно было делать вскрытие. В других случаях нас никто никогда не трогал. Если ты закроешься изнутри, двери выламывать только с ОМОНом. До конца рабочего дня оставалось два часа, и мне безумно хотелось спать. У нас стоял диванчик, я думаю – пойду прилягу. Лежу сплю, вдруг слышу тяжелые шаги по коридору. Я проснулась, но глаза не открываю, думаю – а в морге-то я одна! Тяжелые шаги продолжаются. Глаза открываю, резко села – все пропало. Ну, думаю, все бывает, приснилось. Перед уходом я должна была сменить той же покойнице маску. Она была грузная, тяжелая. Надо было спуститься на цокольный этаж, а на лестничном пролете у нас всегда стояли коробки с формалином сплошной стеной, так как зданьице маленькое. Спускаюсь – две коробки навзничь лежат на полу. Я взяла, напряглась, закинула их наверх. Маску поменяла, на следующий день сижу на работе задумчивая. Рассказала коллеге про сон, шаги и коробки… 55-летний мужчина тогда побледнел и сказал: «У нас же там крестик намалеван, в этом месте она выйти пыталась!»

-А смеху есть место в работе танатопрактиков?

– У коллег моих был забавный случай – выдавали бабушку, бабушка была – божий одуван, где-то лет под 90, маленькая, высохшая. Пошел дед ее забирать. Показывает фотку 40-летней давности, когда в моде были голубые тени, розовые губы, и говорит – сделайте мне вот так вот. Кладет вещи ее молодости – каблуки и все такое. Ребята подумали – мало ли, может быть, дедушка слишком сильно переживает и умом сдвинулся, и деликатно пытаются объяснить, что раньше ей было в этом хорошо, но сейчас будет не особо. Нет, хочу, сделайте. Ну, одели, как он хотел, накрасили. Приходит дед, стоит, щурится, молчит. Они думают – ну все, не понравилось… А тот: «Хороша чертовка!»